Глава 30. ТАКТИКИ РАСПОЗНАВАНИЯ ИСКРЕННОСТИ: РАЗГОВОРЫ С МЕДКОМАНДОЙ

В обычных ситуациях наше общение с врачом строится так: мы приходим с общей жалобой, врач её конкретизирует и выдаёт нам готовое решение проблемы. И - это невидимый, но очевидный фактор – предлагая нам решение, врач берёт на себя ответственность за его верность.

Далее мы платим деньги, врач выполняет работу по выбранному им решению. Движение от общего (жалоба) к частному (диагноз, решение, починка проблемы).

С ранней онкологией зачастую происходит наоборот, движение от частного к общему: ты приходишь с конкретным диагнозом, а дальше у тебя может быть до пяти вариантов решения, про каждое из которых доктор напротив говорит “Решать вам”. И следующий доктор тоже. И вся медкоманда.

Помимо этого “решать вам” с онкологией есть еще две проблемы:

а) мнения двух специалистов могут расходиться кардинально

б) в Америке, как я видела по своему опыту, мнения внутри разных медсистем могут расходиться кардинально, потому что приняты разные протоколы, больше или меньше учитывающие каждый конкретный случай.

И в этом случае полезно попробовать посчитывать человека, сидящего перед вами. Он свободен в своем профессиональном мнении или мнение диктует система, на которую он работает?

Какие переменные подпадают под это считывание: насколько его слова совпадают с его языком тела и жестами. Дело в том, что на словах мы можем говорить что угодно, но наше тело на уровне рефлексов никогда не врёт и не темнит, и если даже человек перед вами говорит “да”, а его тело по всем признакам говорит “нет”, то на самом деле он говорит вам “нет”, неважно, какими словами.

Между диагнозом и первой встречей с медкомандой у меня была одна неделя времени – и за неё я прокопала всё, что могла и прочесала главные 150 вопросов о начале лечения.

Дальше наш разговор строился так: я здоровалась с доктором, говорила, что я уже набрала сколько-то информации и хотела бы её ему рассказать, чтобы сверить, правильно ли я все понимаю, и сэкономить нам обоим время на объяснении базы. Врач кивал и дальше я медленно перессказывала свой диагноз и как я понимаю дальнейшее развитие событий – и параллельно я вглядывалась во врача и смотрела, как он реагирует на верную информацию и как реагирует при отрицании. А дальше мы уже начинали разговор и я задавала все интересовавшие меня вопросы и прислушивалась к ощущениям от ответов – не по содержанию, а по сумме выражения.

Если в ответ на мои расспросы человек передо мной соглашался словами и телом так же слаженно, как когда я рассказывала ему про диагноз, то это было “да” не задумываясь.

Если по ходу разговора я чувствовала, что где-то что-то не клеится по слаженности ответов, я прислушивалась внимательнее и задавала дополнительные вопросы.

Если согласованность ответов по телу и тону меня не устраивала, я искала специалистов для второго или третьего мнения. Как ощущается “не устраивала”? Тем, насколько я чувствовала внутренний уровень доверия. Когда мы говорили с моим первым онкологом, что-то внутри меня прозвенело “она не звучит так, как она должна звучать про мою историю. Ищем дальше”. Она считала, что у меня низкий процент рецидива рака и компьютерная модель в моем случае ошибается, предсказав мне 75% риск второй опухоли – послушй я её, я бы начала растить второй рак уже через полгода после обнаружения первого.

И это правило прислушиваться и присматриваться было важнейшим в моем поиске врачей. Дотянуться до максимума специалистов за тот запас времени, который у меня был до операции. Сравнить то, как они звучат и говорят.

Такие стратегии не нужны, конечно, если пришел к стоматологу – здесь нет вопроса, кто берёт на себя инициативу, и нет тонн информационной подготовки по каждому конкретному зубу. Но и ставки в онкологии много выше и последствия могут еще отзываться многие годы.

Поделиться ссылкой на книгу:
http://kamillalinder.com/daetorak

“Да, это рак” в Телеграме:
https://t.me/@daetorak